Двойное воскрешение.
Презентация четвертой "Контркультуры", вышедшей с десятилетним перерывом после третьей, была назначена в "Точке". "Точка" - это огромный советский гараж, переделанный в место массового отдыха, там принято устраивать что-нибудь масштабное, например, вечера модельных агентств или пивных компаний. "Контркультура" - это единственный по-настоящему культовый журнал границы 80-ых - 90-ых, то есть не просто сообщавший нечто о тогдашней "неформатной" музыке и разных некорректных идеях и стилях, но и по полному серьёзу намекавший читателям, как и для чего стоит жить, а как и для чего - вряд ли, причем, большинство читателей такое право за редакцией в итоге признавали, не смотря на нигилизм эпохи.
Культ "сибирского панка" и лично Егора Летова, Башлачев, раннее подпольное растаманство, теория-практика сексуальной революции, поощрительное отношение к психоделикам, всевозможному самиздату, do it-альбомам и фестивалям, плюс критика институтов власти этаким "новым левым", заграничным способом, но с применением особых возможностей старого доброго русского мата, позволяли Сергею Гурьеву, Александру Волкову и остальным энтузиастам удерживать должный пафос в пространстве трех (первые два - его величество ксерокс, третий - вполне пристойная полиграфия) номеров. Полиграфический номер был заявлен как издание-самоубийца, т.е. в 91-ом кончился совок, кончился советский рок в прежней "насупленной" версии, кончился андерграунд в старом понимании и логично кончился сам журнал. Суицид вообще постоянно присутствовал на страницах "Контркультуры" и как причина многочисленных некрологов, и как тема для постмодернистских мудрствований, и как возможное решение сразу всех проблем.
В середине девяностых редакция выдала населению два номера журнала "Пиноллер", идеально умещавшегося скорее в мягкое понятие "альтернативы", нежели в более колючее самоопределение с приставкой "контр". С тех пор Гурьев сделался журналистом всех возможных музыкальных изданий и ветераном культурной революции, идеально подходящим для того, чтобы с ядовитой вольтеровской усмешкой рассказывать недорослям как он сочинил песню про "зайцев-сексапилов" и как всех рокеров когда-то гоняло страшило по кличке КГБ. Волков - арт-директор неизвестной только слепым дизайнерской студии "Public Totem", Александр Пигарев, отвечавший в "Контркультуре" за визуальную сторону, ныне зам. главного редактора неизвестного только в амазонских джунглях "Men*s Health*a", а Артем Липатов, обеспечивавший журналу всяческую заграничность, редактирует не продающийся только в монастырях "Playboy".
И вот, то ли контркультура у нас обратно завелась, то ли просто бойцы вспоминают минувшие дни, короче, многие москвичи получили приглашение в бывший гараж на праздник по случаю воскрешения легенды. Воскрешение, чтоб никому не показалось мало, объявлялось двойное, помимо "того самого" издания готовился концерт "той самой" группы "ДК", распущенной по домам примерно в те же годы, после чего её неутомимый лидер Сергей Жариков недолго служил "теневым министром" в партии Жириновского, издавал журналы "Вилы в бок", "К топору" и "Атака", а с некоторых пор крайне увлекся славянским язычеством, расшифровкой дактилоскопических рисунков на подушечках пальцев у разных рас и прочей эзотерикой для избранных.
Сцена и зал.
"ДК" на сцене. Под запоминающейся мандалой - хоровод голых и бесполых людей на четвереньках, голова каждого по плечи вставлена в задницу впереди ползущего. Сергей Летов, присоединенный к "ДК" вместе со своим дорогущим саксофоном, самозабвенно исполняет на нём гимн советского союза, а потом сразу что-то из "Битлз". Старается маэстро так, что издали напоминает мохнатого грызуна, навроде вомбата, вцепившегося зубами в собственный длинный хвост в мазохистском экстазе. "Серега, брат Егора!" - поясняют друг другу ирокезы, сгрудившиеся у бесплатных бутылок и бутербродов. Швейцаром при дверях, по одному списку пускает на концерт, по другому - выдает журналы, Александр Кушнир, тридцатилетним известен все по той же "Контркультуре" как главный коллекционер самиздата (бумажного и кассетного), двадцатилетним - как пресс-секретарь группы "Мумий Тролль" и старший друг Земфиры.
В это время в зале: "Гитлер родину любил! Он за родину погиб!" - кричит корень рассейского панка Ник Рок-н-ролл в лицо Лане Ельчаниновой, хозяйке самого антифашистского, вегетарианского и дешевого рок-клуба столицы "Имени Джери Рубина". Отовсюду видна под ручку с Боровом, некогда гитаристом и текстовиком "Коррозии Металла", Наталья Медведева в длинном, до высоких каблуков, плаще светлой, предположительно - человеческой, кожи. Она взволнована, подпрыгивает на месте, позабыв про каблуки, и кричит что-то Жарикову на сцену, не то одобрительно, не то возмущенно. Недавний арест её предыдущего мужа, обвиняемого чуть ли не в заговоре против всех на свете спец.служб и правительств, похоже совсем её не тронул. А на вопросы журналистов, сравнивающих Лимонова за решеткой с Жаном Жене или Эзрой Паундом в аналогичном положении, Наталья делает лицо бабы-Яги и высоко поднимает брови. Оно и не удивительно, в последней книге "ночной певицы" есть гротескная глава "батька Лимон", где бывший харьковский подросток, московский поэт, нью-йоркский порнописатель, парижская знаменитость и снова московский, но на этот раз - революционер, выглядит стремительно стареющим мсье Роденом из десадовской "Жюстины" т.е. жестоким, но уже выпускающим вожжи, воспитателем молодых.
В перерывах между песнями Жариков со смаком рассказывает, как ходил вчера ночью в прямой эфир на "Эхо Москвы" к Лаэртскому, как сказал там всё, что думает про конфликт Кремля и Гусинского, и как сегодня утром Лаэртский уже с радиостанции за это уволен, хотя держался без малого десять лет, несмотря на сомнительных гостей "Монмаранси" и их, как правило не нормативную, лексику. С этого дня заметное исчезновение "доктора Лаэртского" из эфира называют на "Эхе" продолжительным творческим отпуском. Настраивая гитару, Сергей сетует на повсеместный постмодернизм, управляемость мнений и отсутствие реальной свободы слова. В песне его поется: "Я такой же, как ты, ты - такой же, как я, мне наплевать на тебя, как и тебе на меня". Но не смотря на столь смелый и интересный текст, музыка полностью воссоздает ощущение школьной дискотеки брежневских лет.
Номер четыре.
Непосредственно в журнале Жариков царит на правах Леонардо андерграунда и сможет, видимо, уверенно претендовать на пост министра контркультуры, как только такой появится. Он и с братьями Летовыми по-свойски забазарил про глубокий смысл свастики, и задушевно побеседовал с Натальей Ветлицкой про её раннюю и чуть-чуть криминальную песню "Василёк", и отрецензировал все заслужившие внимания альбомы сезона, а на посошок разразился большим исследованием-симфонией о Йозефе Гайдне, столь же садистским в отношении вероятного читателя, как и само выступление "того самого" "ДК" в клубе "ТЧК".
Вообще, если журнал читать как книгу, т.е. с самого начала, быстро нарастает ощущение: ветераны недовольны молодым племенем, покупающим журнал "Афиша", слушающим группу "Ленинград", склонным к коммерческому успеху и декоративному сатанизму, и вообще плохо знающим почём бывает фунт лиха. Недовольство вполне естественное, разница внешних условий и требований роста всегда приводит к недопониманию.
В данный момент у поколения двухлетних очень популярны музыкальные горшки. Как только дитя садится на такой горшок попкой, раздается веселая жизнеутверждающая музыка, которая вызывает приятный релакс и беспроблемное отправление "писи и каки". По наблюдением специалистов, дети вдвое быстрее привыкают дружить с такими горшками, нежели с глупо молчащими. У кого-нибудь из вас, уважаемые читатели, был такой поющий горшок? Страшно себе представить, какая между нами обнаружится разница, когда они поднимутся со своих горшков и заявят о своем праве распоряжаться будущим.
Занимательнее другое: что, в связи с поколенческим разломом, противопоставляет редакция окружившей её бездуховной пустыне? Каков ответ на вызов? Ну, во-первых, как уже можно было догадаться, противопоставляет Жарикова. А во-вторых, естественно, самих себя и диссидента Буковского, прописавшего нынешней России "массовую психотерапию". И все того же, что и десять лет назад, Борю Усова из так и не прославившейся, слава богу, группы "Соломенные еноты". Женский рок никому у нас не ведомых "Шаггс" конца 60-ых. Анализируется некрофильский культ Цоя и в свою очередь посмертно культивируется "Свин" из "Автоматических удовлетворителей". Артемий Троицкий напоминает, что тоже некогда был молод и обнимал девушек, а Волков слегка бравирует своей и гурьевской любовью к AC/DC и KISS.
Роман Никитин, ведущий "Тихого Парада", некогда единственного "радиоокна" в отечественный рок-н-ролл, находит, к собственному удивлению, многие черты "того" андерграунда в сегодняшнем блатняке, что и привело его на радио "Шансон". Тут тебе и экзистенциальный надрыв, и параллельный официальному "народный" язык, и конкурирующие представления о прекрасном и благородном, и, что особенно почетно, необъявленный бойкот со стороны шоу-бизнеса. Интересно читать, какими непростыми людьми оказались безвременно ушедшие Серега Наговицын и Юра-Петлюра (не путать певца с модельером), а так же ныне здравствующая "откинутая" братва - Толя Полотно, Саня Дюмин и Ваня Кучин.
Информация к размышлению: в нынешних Соединенных Штатах слово "контркультура" чаще всего относят к музыке и стихам романтически настроенного криминала, точнее - черного криминала, нередко это рэп, не пролезающий через формат МТV и престижных студий, как сквозь прутья тюремной решетки, правда обязательной приправой "пацанской песни" там давно стала какая-нибудь политика, вроде Мумии Абу Джамала и самобытная мистика народов африканского происхождения. Перевожу, как умею:
"Мы - фронт разбуженных и наглый аргумент/ Антидействительности главный элемент/ Шагаем от пера мы к топору/ Неся в себе нездешнюю страну/ Пусть поперхнется мягкий средний класс/В своем кошмаре разглядевши нас/ Да, мы не очень хороши собой/ И близимся вампирскую гурьбой/ Из вас навряд ли кто нам крикнет "браво!"/ На вашу кровь зато имеем право!" - группа "Поправь-ка конституцию", альбом "С пистолетом", песня "Черной дорогой" (99г). На кассетном фантике о себе сообщают, что тот или иной срок отмотали все музыканты этого ВИА и никогда не возьмут в состав парня, не знающего неволи. Никитину и героям его книги "Легенды русского шансона", думаю, есть о чем задуматься.
В качестве "конструктива" представлена в журнале и "своя собственная" молодежь, то есть не такая безнадежная, как вся остальная. На эту почетную роль выбран профессиональный анархист Дима Костенко, певица Юля Теуникова, муз.критик Стас Ростоцкий, (контр?)культуролог Андрей Стволинский и ваш покорный слуга в качестве политического обозревателя.
Возможно всё.
Люди, попавшие в "Точку", скорее чувствовали, чем понимали, где именно проведена граница, отрезающая культуру от контркультуры, и почему именно там.
Между тем, отличаются они так же, как авангард от классики, т.е. целеполаганием. Культура (вечная претензия классики) это навигация, инструмент постижения трудноуловимых законов окружающей реальности с целью устроиться в ней с максимальным психологическим комфортом, тогда как контркультура (вечная утопия авангарда) - способ освобождения от реальности, секрет антигравитации, попытка перестать быть частью мира, совпав с его посторонней причиной.
В центре культуры всегда находится успешная манипуляция, выгодный договор с обществом, отождествление себя с популярным героем, главный вопрос культуры: "куда?" Наиболее точное слово, выражающее её - "сансара"*, непрерывное превращение всех форм друг в друга по раз и навсегда заведенным кармическим правилам.
В центре контркультуры отказ от рационального контакта, нарушение контракта, разотождествление с популярным героем, главный вопрос "откуда?" Ключевое слово - "бодхисаттва"* т.е. разбуженный предмет, форма, ставшая содержанием, соскочив с чертова колеса бесконечных превращений.
Контркультура начинается с поражающего как гром ощущения, что возможно всё. Без оглядки на аудиторию и вопреки собственному щемящему ужасу. Возможно "нарисовать хлеб", покрыв булки и батоны голубой краской, как это делали дадаисты. Возможно, если хочется летать без крыльев, расстелить на тротуаре холст и прыгнуть на него с небоскреба, или гулять по городу и заглядывать в окна полицейских участков в жестяной длинноносой маске, как это делал в Цюрихе Тристан Тцара, а к его румынской заднице всегда была приторочена миниатюрная табуреточка, вдруг захочется присесть? Возможно даже то, о чем вы неявно подумали сейчас, дочитывая этот абзац.
Возможно всё. Возможно, до сих пор не закончился девятый век от рождества, а все эти компьютеры, наркотики и клонирование овец есть просто морок, направленный на нас несколькими умелыми магами с неизвестной нам целью. Или вся современность - морок, адресованный лично только вам, дабы окутать вас сетью многосерийного сна и заморозить ваши поиски святого Грааля. Тогда воспринимайте этот текст как очень важный для вашего пробуждения сигнал. Если всерьез допустить подобное, то и сам "единственно реальный" девятый век окажется не более настоящим, чем "напускная" вселенная. Такие размышления отнюдь не бесполезны. Благодаря им, однажды, можно остро почувствовать что такое "майя" - иллюзорный характер так называемого "мира", внутренняя пустота любой, транслируемой на вас, как непосредственной, так и знаковой, информации. Майя - атмосфера для движения сансары т.е. для продолжения мучительных, многообразных и неосознанных превращений всего во все, как в мультфильмах про пластилиновую ворону и прошлогодний снег. И распознав майю как дефект собственного зрения, искажение, порчу, паразитирующую на вас, вы отныне осведомлены о себе, как о чем-то первичном и отрицающем хищную иллюзию. Это знание - путь, уводящий из снящегося "бытия". Спасительная тропа туда, где оппозиция "истина-иллюзия" наконец-то исчезает, как, впрочем, и любые другие противопоставления.
Мы проходим сквозь майю, как через металлоискатель в аэропорту. Тот, у кого нет с собой лишнего, минует это заграждение легко и садится в самолет с красивой надписью "истина" на борту. Самолет разгоняется, отрывается от поверхности земли и, набрав высоту, растворяется в небе во всех смыслах этого слова. Он не прилетит никуда. Из аэропорта только взлетают - никто не возвращается.
Преодолевший окружающий обман становится для остальных, влипших в сансару, существ "небом", чем-то вроде зеркала, в котором они находят свой подлинный т.е. спасенный облик. Именно поэтому сутры, оставшиеся ученикам от Будды, столь противоречивы - Будда вообще ничего не говорил, удалившись по дороге внутрь себя. Они смотрелись в него, как в колодец истины и получали ответы в виде собственных спасенных отражений, ответы бодхисаттв, протянутые слепому настоящему из разбуженного будущего. Возможно всё. С этой спасительной мысли начинается настоящий спуск внутрь.
Талибан.
Кстати, о Будде. Одновременно с презентацией в "Точке" афганские талибы демонстрировали пример контркультуры, так сказать, в мировом масштабе. Не смотря на все протесты ЮНЕСКО, грозные предупреждения "планетарных арбитров" и ласковые просьбы транснациональных буржуа по-хорошему Будду продать, слуги пророка методично расстреливали многометрового принца Гаутаму ракетами.
К этой канонической статуе с закрытыми глазами у них нашлись совершенно контркультурные претензии, сформулированные, естественно, на своем, кораническом языке. Закрытые глаза, полуулыбка, полное равновесие и покой, воплощенные в камне, означают, с талибской точки зрения, "мир без выхода" или спящую и снящуюся себе реальность, "запертую внутри себя", не тронутую спасающим пророческим лучом, т.е. все ту же культуру, классику, самодостаточность и сансару, от которой и пытался избавить Будда своих учеников. В этом хорошо разбирался Юкио Мисима, написавший "Золотой храм", и русские великаны-большевики, пустившие по ветру Храм Христа Спасителя для того, чтобы их внуки-пигмеи скидывались на восстановление. Следующий шаг талибов с точки зрения контркультуры был столь же безупречен: доказав всему прогрессивному и культурному человечеству, что пресловутая "историческая ценность" при ракетной проверке оказалась не чем иным, как обломками скальной породы, обломки сложили на грузовики и выставили на продажу, раз уж кому-то где-то, в более культурном мире, так не хватает качественного камня. Современную культуру держит арт-рынок, а контркультура выбрасывает на прилавок только отходы своих жестов, мусор, оставшийся после войны со статуями.
Когда кто-то где-то начнет склеивать пазлы этой тяжелой головоломки, приложите ухо к земле и услышите бородатый смех воинов пророка.
Саратов.
Между тем в Саратове служили вечерню. Кроме других иереев, или, если угодно, попов, старался и Андрей Ионов - "философский нерв" первых "Контркультур", более известный тогда как "Серьга". Надо отдать Александру должное, как и положено философу, он вышел из подполья гораздо круче прочих своих товарищей, сделав шаг отнюдь не к культуре, но непосредственно к культу. Культ гарантирует ежедневную паству. Паства молчаливо внимает молитвам в темно-золотой атмосфере церкви, вдыхая сладкий дым кадил и дружно кланяясь, загипнотизированная непонятным старославянским текстом. Что такое культ? Это календарная сумма отлаженных веками ритуалов, изначально вроде бы призванных как раз таки "спасти" человека, т.е. избавить его от смертного, внутреннего и внешнего, праха, а там уж, у кого не получится, чур никаких претензий, "Серьга" не виноват, и не надо, как в пушкинской сказке, уподобляться Балде и лупить попа по лбу.
*Употребляя "сансару" и "бодхисаттву" я просто пользуюсь наиболее древней метафизической терминологией из ныне распространенных - индуистской, хотя, конечно, аналогичные понятия легко найти в любой космической модели, будь то православие, суфизм, гностицизм или диалектический материализм.
