WWW.ANARH.RU


Война в Чиапосе – первый пример успешной партизанской герильи в Центральной Америке после крушения биполярного мира. И если местная тактика войны определяется принципами, сформулированными еще Че Геварой, то информационный успех сапатистов вызывает отдельный интерес. Залогом такого успеха стал индейский традиционализм, помноженный на грамотную и современно организованную компанию по международной раскрутке "герильерос" в электронных и бумажных СМИ

ПРОЕКТ КОММАНДАНТЕ МАРКОСА
Индейский социализм в действии

   Рождение революционного мифа.

   Сторонники восстания, развернувшегося в мексиканском штате Чиапас в 94-ом году и продолжающегося по сей день, создали комитеты солидарности по всему миру. Однако, на этот раз, помимо обязательных для любой латиноамериканской герильи идей Мао, Троцкого, Фанона и харизматического лидера негритянского сопротивления Зумби, у партизан есть свой миф и своя, законченная теология революции.

   Сапатистские религиозные лидеры считают весь ансамбль индейских народов потомками десяти пропавших колен израилевых. "Спасаясь от нечистого, мы пришли сюда пешком, через нынешний пролив Беринга" -- утверждает Маркос – "прошли тысячелетия и зло настигло нас и на обетованном континенте, теперь мы должны проснуться, нам нужен свой Израиль". Согласно их верованиям, все вещи, как, впрочем, и все понятия, идеи, народы, виды жизни имеют свой, не синхронный с другими, возраст, происхождение, и соответственно, свою, не совпадающую с другими, судьбу и предназначение. Таким образом обосновывается нерешаемый антагонизм между западной буржуазно-технократической цивилизацией, рациональной философией и "индейцами", т.е. всеми, кто принял правила индейцев за императив жизнеустройства. Есть и собственная сапатистская эсхатология: когда индейцы достигнут достаточного уровня духовного очищения, которое невозможно без участия в национально-освободительном проекте, то случится глобальное землетрясение, планету несколько раз обойдет волна, которая утопит всех неправедных белых (полностью будут смыты только США). Взойдет новое солнце, чтобы осветить новую "землю без зла". Это будет Христос-Солнце со своим металлическим зеркалом, он придет к каждому и даст посмотреться в зеркало правды, чтобы те, кто не могут жить в раю, мгновенно сгорели, встретив взглядом собственное отражение. Начало апокалиптических событий связывается чиапосскими магами с 2015-2017-ыми годами, а пока Непорочная Мария, их покровительница, говорит с пророками на языке науталь.

   Чтобы создать геополитический центр апокалипсической герильи комманданте Маркос пытается превратить контролируемую его партизанами территорию в некую индейскую Мекку, построить там мексиканский социализм нового типа ("аграрный общинный социализм массовой бедности" – презрительно определяют положение в Чиапосе вашингтонские экономисты) и завязать тесные отношения с Кубой, позаимствовав у Кастро не только аграрную реформу, но и оружие, специалистов, технологии. За этим на лесные базы партизан стекаются юкотеки, чоли, лакандоны, тохокабали, цоцили и представители множества других полузабытых индейских племен. То, что Куба получает в лице САНО (Сапатистской Армии Национального Освобождения) геополитического союзника на материке, своеобразный плацдарм, рычаг для проведения своей воли в Мексике, граничащей с США, смущает официальную власть в Белом Доме гораздо больше, чем сам "локальный эксперимент". В 80-ых годах, экономя на рабочей силе, США вынесли в Мексику целые отрасли своей промышленности. Результатом такого беспокойства становятся гигантские суммы, почти легально вкладываемые Белым Домом в карательные операции правительственных мексиканских войск в "некорректном регионе". В Чиапосе сейчас действуют около 70 тысяч солдат, но власть партизан от этого не становится слабее. В начале войны солдаты для предупреждения убивали собак сельских старейшин, поддержавших сапатистов, когда это не подействовало, каратели вернулись к традиционной практике – снимают скальпы. Говорят, за один снятый партизанский скальп можно выручить сто долларов и больше, но наемники из антипартизанских эскадронов, не утруждая себя, часто скальпируют мирное, но лояльное к САНО, население, выдавая эти трофеи за добытые в бою.

   У Маркоса есть спокойный ответ на любую жестокость. Сапатисты верят, что в загробном мире предусмотрено особое уникальное место для всех войнов, защищавших свой народ, поэтому жестокость властей и их далеких хозяев не способна парализовать активность восставших. На рынках по всей Мексике продают не то иконки, не то обереги, не то сувениры, короче изображения комманданте в маске.

   Классические европейские левые из Социнтерна журят Маркоса и его окружение за "метафизический расизм", зато ситуация в Чиапосе нравится независимым интеллектуалам (Режи Дебре, Ноам Чомски), культурным деятелям (Оливер Стоун) и просто знаковым фигурам (Генри Роллинз), участвующим в интернациональных семинарах и фестивалях солидарности с повстанцами. На последнем таком съезде в Испании присутствовало шесть тысяч участников и две сотни журналистов.

   Недавно одно респектабельное издательство передумало печатать сборник индейских сказок и легенд, собранных и адаптированных лично комманданте, однако, английский "Фонд имени Джона Леннона" немедленно перехватил эту инициативу, пусть и меньшим тиражом, но выпустил книгу. Новые издатели нашли предельно психоделическими истории о говорящих насекомых-медиумах, змееподобных фаллосах, отдельно живущих вместе с духами под землей, и неприкосновенных грибах, насылающих на обидчиков ветер. "Нью Лефт Ревю" высказалось в том смысле, что все это заранее запланированный и по нотам сыгранный сапатистами саморекламный скандал.

   Маркос отлично чувствует особенности современной войны против нового мирового порядка, прежде всего, информационный и имиджевый характер сопротивления, необходимость революционных "паблик рилейшнз". Сегодня партизан обязан не только уметь обходиться с "калашниковым" и договариваться с местным населением, но и владеть компьютером (страницы сапатистов в Интернете самые популярные из левых), знать те "профессиональные" комплексы, которые превращают журналистов в сознательных или бессознательных агентов восстания.

   Пропагандистские действия вне партизанской территории не редкость и в самой Мексике. В Мехико среди левой молодежи и богемы расходится аудио "Красные дудки и барабаны" (индейцы не признают струнных инструментов), с записями сапатистских гимнов и выступлениями их лидеров. 17 марта 99-ого неожиданно для спецслужб люди в черных сапатистских масках появились во всех крупных городах страны, они раздавали населению листовки и фотографии, свидетельствующие о зверствах властей и успехах партизан, клеили плакаты, распрашивали людей об их первейших тревогах и нуждах, делились правозащитным опытом. "Они приходили к нам, как апостолы, посланные спасителем" – высказался популярный в Санто-Диего священник. Акция носила исключительно пацифистский характер и это поставило полицию в тупик, раздраженный министр внутренних дел Мексики Лабастита назвал происшедшее "необъяснимым и бесполезным абсурдом".

   По обе стороны океана о Маркосе сочиняют легенды. Одна из них утверждает, что никакого команданте как отдельной личности не существует, в маске выступают самые разные люди, участники совместной провокации университетских интеллектуалов из Мехико, чиапосских племенных вождей и европейских левых активистов, не нашедших себя в общественной жизни нынешней "социал-демократической" Европы. Последнее обстоятельство подтверждается дружбой с такими людьми, как Дебре и его высказываниями, вроде: "Маркос никогда не говорит за них, он превращает своих товарищей в персонажей рассказов и новых легенд, через его "я" говорит коллективная субъективность, его "я" не принадлежит никому отдельно и растущее "мы" может менять его форму".

   Другая легенда рассказывает, что перед нами вполне конкретный, бежавший из столицы молодой ученый, гений. Третья учит, будто Маркос не такой уж и грамотный, но окруживший себя "правильными людьми" сын народа. Самая экстравагантная и интересная из легенд: Маркос воспитанник тайного союза мужчин-врачевателей, традиционного для индейцев "тайного общества" внутри племенных союзов. Скрывать лицо – обязательное требование для членов союза знахарей, маска является визитной карточкой "проводника в мир предков", между собой они общаются на только им понятном "чистом" языке, и появляются на людях в строго определенные дни, проводя остальное время в тайных бдениях и ритуалах на развалинах ацтекских святынь в непроходимых джунглях. Приверженцы этой легенды утверждают, что комманданте дает интервью и встречается с посторонними исключительно в "мирские" дни. Знахари растили его как миссию и сейчас составляют почти все его окружение.

   Негативные легенды распространяются местной и западной буржуазной прессой, за образец берется полковник Курц из "Апокалипсиса" Копполы. Так, одна недружественная журналистка, обвиняющая Маркоса в "маниакальном патриотизме" пишет о кровавых обрядах, справляемых партизанами в своих доисторических капищах (прокалывают себе вены острыми иглами агавы и сцеживают кровь в общую чащу для причастия), будто бы пленным отрезают головы и играют ими, как мячом, а некоторым "зомби" трепанируют заживо черепа. Команданте приписываются слова: "Движение невидимых крыльев солнца обеспечивается ИХ пролитой кровью". Эта цитата нигде не подтверждена, и даже если Маркос говорил такое, речь идет о богах индейского пантеона, отдавших свою кровь главному солнечному божеству -- Христу.

   Та же журналистка вспоминает, как партизаны перед боевой операцией закрылись в жарко натопленной, полной дыма, землянке, стегали себя прутьями, пели, обнявшись, обливаясь слезами, принимали галлюциногены. Скорее всего, некомпетентная журналистка превратно истолковала обычный экстатический танец "беседующих с духами" (индейский аналог кружащихся дервишей). Часто можно прочесть о неправовом режиме в Чиапосе, мол, могут расстрелять, если не понравишься шаману, марксистскому комиссару, полевому командиру или старейшине деревни. Но что толку спорить с авторами, материалы которых откровенно проплачены олигархами и ищейками спец.ведомств, большинство таких писак никогда не были не только в лакандонском лесу, но и вообще в Мексике.

   Начало социальной революции

   Труднодоступный далекий Чиапас и, в особенности, непроходимый лакандонский лес, всегда представлял идеальное убежище для индейских племен, уклоняющихся от европейской "культуризации". Там не перестали практиковаться древние коммунистические правила: несколько раз в год члены одного племени, переходя из деревни в деревню, раздавали соотечественникам ту собственность, которую считали для себя не самой важной. Возвращение любого долга считалось несмываемым позором для принявшего долг назад. Во время праздников ритуально истреблялось все "лишнее", наработанное общиной т.е. тот самый, превышающий автаркию натурального хозяйства, продукт, возвращение которого в производство, и привело в Европе к возможности капиталистических отношений. Если для избавления от этой "опасной части" не хватало народного организма, знахари и жрецы ко всеобщему восторгу просто сжигали лишнее.

   К концу двадцатого века вмешательство в жизненный уклад Чиапаса привело к неожиданному для центра (социологи здесь никогда не появлялись) росту левого индейского национализма. Между тем традиции местного партизанского неповиновения олигархическому центру стали сейчас народной нормой для всех бессовестно ограбляемых регионов в Южной и Центральной Америке.

   Не хватало только субъекта местного восстания.

    Естественно, речь не идет о Маркосе. "Мы хотим избежать опасностей банального вождизма, именно поэтому наш вождь не имеет человеческого лица" – говорит комманданте, приверженец самоуправления вооруженных масс. Когда восстание вдохновляет человек-знак, любой, одевающий черную маску, берущий автомат и начинающий освобождение своей территории от власти финансового дьявола, сам становится похож на комманданте Маркоса, как две капли воды. Это позиция максимального гуманизма, называемого недоброжелателями "социальным мистицизмом" т.е. убежденность в том, что "подлинный человек", стоящий выше жреца или любого из командиров, дан как общая волевая возможность, как проекция взглядов и действий всего коллектива, собирательный образ, ориентирующая утопия. Естественно, такая собирательная проекция может вдохновлять только не очень большие группы, максимум до ста семей, поэтому сапатисты взяли за основу своей социальной практики идеи Шумпетера: "идеальные малые коллективы в производстве, самозащите, управлении и культуре".

   Авангардным субъектом САНО стали "вдвойне свободные" – шутливое определение партизан, означающее одновременно психологически свободных лиц, свободных так же от какой бы то ни было собственности на средства производства, к примеру, на землю.

   Поводом для начала герильи послужило вступление в силу Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА), это, обездоливающее миллионы, "соглашение" призвано навсегда утвердить контроль США над Канадой и Мексикой, "реструктуризировав" и подчинив себе и без того зависимые экономические системы этих стран. Авторы НАФТА не скрывают, что планируется "неизбежная маргинализация тех, кто не интегрирован в общество профессионального труда", они ожидали, что передача мексиканской нефти в вашингтонские руки и появление "зон свободной торговли" вызовет протест у части военных и бюрократов правящей партии, они рассчитывали на временные забастовки и локальные крестьянские конфликты. Ничего этого не произошло.

   Вместо этого в Чиапосе началась поддерживаемая всем коренным населением Мексики, гражданская война. В 94-ом САНО, зная, где находится самое уязвимое место глобализма, перекрыла все транспортные пути, до которых смогла дотянуться. Партизаны составили перечень первичных требований к властям: восстановление общинной земельной собственности, ликвидация всех форм арендной платы за землю и жилье, устранение "принудительной торговли" вместо свободного обмена, приравнивание крестьянской зарплаты к пролетарской (городской), стабилизация цен на аграрную продукцию и т.д. и т.п. Но после триумфального штурма партизанами Сан-Кристобаля, показанного СNN во всех подробностях, предъявлять эти требования было уже некому, за осуществление программы взялись базисные комитеты, стихийно создаваемые народом на основе традиционных общин-эхидо по всей карте взбунтовавшегося района. Первыми проявили серьезную обеспокоенность чиапосским делом господа из Вашингтона, а вовсе не местные власти, они послали в регион эмиссаров для подкупа местного населения и сбора антипартизанских дружин. Еще в 80-ых можно было перекупить, а больше – заморочить, необразованных индейцев в каком-нибудь Никарагуа. Янки отняли у них землю под свои фруктовые плантации и заставили их за гроши вступать в эскадроны, действующие против сандинистов. Но в конце 90-ых и в Мексике ситуация поменялась. Про Никарагуа тут знали хорошо: слушали сапатистское радио.

   САНО не претендует на власть и не готовит марша на столицу, справедливо считая, что если там пока не происходит революции, значит, люди к ней просто не готовы. О них пишут как о "представителях маргинализированных и изолированных слоев трудящихся", в реальности же САНО это инструмент самообороны всех угнетенных и несогласных против государства капиталистов. САНО защищает конфискацию помещичьих земель и ее передел, руководство армии по всем вопросам консультируется с базисными комитетами, проводит по спорным ситуациям плебисциты и референдумы, насколько это возможно в условиях освободительной войны. Комитеты, отобравшие землю у рантье, стремятся превратить руины трансфертных систем "социального государства" в базис для социализма и "заново социализировать жизненное пространство". Безземельные расселены на новых участках, небольшие производственные кооперативы, охраняемые партизанами, приносят даже в таких нестабильных условиях в 5-7 раз больше, чем при прежнем режиме. При обработе полей и использовании машин прибегают к "соседской взаимопощи". "Рубка деревьев запрещена. Изданы законы о защите джунглей, запрещена охота на редких животных, выращивание наркотиков и тем более торговля ими. Покончено с проституцией, голодом, нищетой, безработицей" – рассказывает Маркос. Такие изменения возможны только в условиях невиданного национального энтузиазма.

   Последние десятилетия налоговый пресс все сильнее давил на сельскую общину, чтобы обеспечить индустриальный рост мегаполисов, неизбежно вызывая отток сельской молодежи в города. Сапатисты выступили с призывом к городским "детям Чиапоса" бросать работать на своих хозяев и возвращаться вместе с приобретенными навыками в деревню, чтобы помочь своей малой родине. Не смотря на издевательские комментарии этой инициативы в газетах, несколько тысяч человек действительно вернулись в зону восстания, получили наделы, а многие стали активистами базисных комитетов самоуправления.

   "То, что мы делаем, это еще не революция" – говорит Маркос в интервью газете Бреча – "но попытка возвращения возможности революции. Главное действующее лицо этого события не определено заранее и не сводимо к таким понятиям, как пролетариат, крестьянство, средний класс. Финансовый капитал наносит удары по целым нациям, национальным государствам, для него такие понятия не действительны, революционный процесс сегодня начинается с возвращения чувства нации, понятия родины. К сожалению, социалистического лагеря больше нет и в условиях глобализма мы движемся на ощупь, но пока мы движемся за нашей идеей, мы живы, ибо идея утверждается ровно в той степени, в какой мы жертвуем ради нее собой".

   В Чиапосе появились десятки бесплатных школ как для детей, так и для взрослых. Там не просто учат читать и писать, там, коллективно, пытаются найти основы новой жизни. Пробуют отказаться от рассчетливого и индивидуалистического "не индейского" взгляда, сводящего человека к просчитываемому существу, занятому решением чисто экономических задач. Морально осуждают приносящую проценты коммерциализацию земель, говорят об общинном самоуправлении, о "дьявольских мельницах спекулятивного капитализма". Критикуют глобализм как проекцию религиозной топографии атлантизма на мировой карте, где "рай" находится в США и Западной Европе, в "ад" попали самые отсталые государства третьего мира, а "пороговые страны", вроде Мексики, России или восточной Европы, выполняют функцию "чистилища". Глобализм в погоне за выгодой "размазывает" звенья своих производственных комплексов по всей планете и потому делается уязвим в любой точке. Глобализм парализует волю народов, используя против них психический террор нестабильности, негарантированности уклада, но это значит, что и сама власть глобализма ничем конкретным не гарантирована и любой желающий может попробовать ее на прочность. Универсальный и до поры управляемый кризис, привносимый в нашу жизнь глобализмом, может быть преодолен только в результате революции. В условиях глобализма общественное воспроизводство совершается неосознанно, согласно бессознательному коду, выраженному в "священных" для глобализма символах. Такое кодирование стало для людей глобализма "второй природой". Товар и деньги присутствовали в общественной жизни и до глобального капитализма, но как периферийный, а не как господствующий, феномен. Сегодня же глобализм маргинализует всякое некоммерческое знание и всякое неприбыльное творчество, что приводит к исчезновению любых (как национальных, так и классовых) коллективных ощущений и действий, не санкционированных и не спрогнозированных транснациональной властью.

    В дни затишья между перестрелками и налетами, в тени древних лакандонских деревьев, в кроне которых живут бессмертные духи Чиапаса, командиры и педагоги обсуждают вероятность социализации политической вселенной снизу или ее стабилизации сверху, спорят о левом кейнсианстве и постмарксизме.

   По-моему, им невозможно не завидовать.

Алексей Цветков


Rambler's Top100