Линч остался в рамках своей излюбленной "мистической"
темы: в фильме опять появляется пурпурный занавес - цитата из Твин Пикс,
который авторами-республиканцами часто комментировался как аналог "железного" т..е.
коммунистического барьера между двумя массовыми сознаниями, с чем сам режиссер
спорил, утверждая что речь идет о "красном вигваме", генетическом комплексе
вины потомков белых завоевателей перед миллионами истребеленных и жаждущих
в американской истории отмщения индейских душ. В отличие от "классиков"
интеллектуализма, типа Бертоллучи или Годара, Линч демонстрирует
абсолютно современный метод создания кино. Клиповый монтаж, в котором Линч
манипулирует "киномусором" - засвеченными и нерезкими кадрами: метафоры
пограничных состояний, настолько растяжимых, что позволяющих даже, в полицейском
участке, превратить одного "подозреваемого" персонажа в другого, "чистого" перед
законом, как, при такой "конспирации", не вспомнить традиционное марксистское
определение феномена индивидуальности как довольно-таки случайного узла
общественных связей, воспоминаний и навыков? Тактика Линча сочетает в себе
одновременно перформативную интенсивность Голливуда и его интеллектуальную
критику. Но зрительным стержнем этого фильма
является, конечно, хичкоковский саспенс, разлитый по всему фильму
и вызывающий у потребителя чувство абсолютно немотивированного ужаса.
"Немотивированное" же, как мы помним из Вильгельма Райха, есть
"скрываемое" от себя, а "скрываемое от себя" расшифровывается как социально
нечистое, поставленное на насилии и вопреки тому или иному человеческому желанию.
Этот ужас усиливается по мере развертывания сюжета.
Там, где воспитанный на Абуладзе
интеллигент-демократ привык видеть притчу, Линч развертывает не подвергающуюся
вербализации алогичность и абсурдность. Единственная зацепка любителям притч и
аллегорий дается во фразе самого ужасного героя фильма - старьевщика, больше
похожего на колуна-убийцу, живущего на обочине шоссе в заброшенной хибаре:
"Мы с Вами уже где-то виделись". Эта фраза, с которой начинается знакомство
со Смертью, сообщает фильму притчевое измерение, впрочем, настолько замутненное
алогичностью сюжета, что любители простых объяснений и эзотерических интерпретаций
будут обескуражены.
Интенсивность развертывания событий переводит поэтику
Линча в иное качество: из телеэстетики мыльных опер с "сюрреалистическим"
юмором в настоящую современную кинематографию, понять и ощутить которую
можно только в кинотеатре и нигде больше, ведь кинотеатр одно из
тех последних мест, где люди собираются по собственной
воле. Вы можете не ходить туда. И тогда однажды утром у вас на пороге обнаружится
та самая, кошмарная видео-кассета, с которой и начинается фильм.