Когда я иду по улице, мне всё время кажется, что я - не человек, а что-то вроде марсианина, замаскированного, загримированного более-менее удачно под гражданина. И в любой момент эта мимикрия, эта наёбка может раскрыться и тогда - пиздец! Я - ЧУЖОЙ. Природно, изначально чужой. И все они знают это, чувствуют, как акулы - кровь. Здесь я - диверсант, заброшенный на вражескую территорию. Этакий
ШТИРЛИЦ
- Как Вы думаете, пастор, чего больше в человеке: человека или животного?
- Я думаю, что того и другого в человеке поровну.
- Так не может быть.
- Может быть только так .
- Нет.
- В противном случае что-нибудь одно давно бы уже победило.
Юлиан Семёнов
"Семнадцать мгновений весны"
У меня есть то, что отличает меня от обычных людей. Вчера я это понял. Это отличие не так-то легко выявить. Оно не бросается в глаза. Не даром мне потребовалось 25 лет для его идентификации. Но, право, усилия полностью окупились результатом. Думаю, мало кто может похвастать тем, что испытал чувство, подобное тому, что выпало вчера на мою долю. И потому мало кто сможет оценить мой теперешний энтузиазм. Воспоминаний об этом моменте, моменте осознания собственной уникальности, с лихвой хватит мне теперь на всю оставшуюся жизнь. Подозреваю даже, что жить воспоминаниями мне придётся лишь спустя много лет: нынешний душевный подъём, небывалое ощущение победы над всем окружающим миром пойдёт на убыль ещё очень и очень нескоро.
В течение всей своей недолгой жизни я упрямо бился над решением одной тяготившей меня проблемы. Глядя по сторонам, наблюдая за окружающими, сравнивая их поведение со своим, я неминуемо приходил к выводу, что чем-то от них отличаюсь. Эта уверенность зародилась ещё когда я учился в начальной школе и не оставляла меня с тех пор ни на минуту. Мало того, с каждым годом, с каждым месяцем, я всё больше и больше убеждался в том, что я особенный, не такой, как остальные, живущие вокруг меня люди.
По мере того, как росла моя уверенность в собственной необычности, я сознательно стал совершать некоторые действия, идущие вразрез с привычной линией поведения большинства нормальных людей. Переставал вовремя состригать отрастающие волосы. Наматывал на запястье собачий ошейник-цепочку и ходил так по улицам. Приносил в школу вино в маленькой баночке от детского питания и выпивал его перед общением с классной руководительницей - чтоб пахло. Это приносило свои плоды: начиная с шестого класса моих родителей с завидной регулярностью вызывали в школу и сообщали, что другого такого идиота история нашего почтенного учебного заведения не знала. Я потихоньку ликовал и праздновал свои маленькие победы.
Однако со временем в моём ликовании стало появляться всё больше и больше горечи. Каждый раз, совершая тот или иной поступок, противоречащий социальным нормам и устремлениям, я отчётливо видел, что ещё раз совершаю осознанное действие, обдуманное от начала до конца и абсолютно обусловленное самими же социальными нормами, которые я хотел нарушить. Мои действия во многом шли от ума, а не от моей естественной сущности. Любой мало-мальски умный человек мог, проанализировав существующие социальные нормы и оценив имеющиеся антисоциальные тенденции, своим умом дойти до тех способов протеста, к помощи которых я прибегал. Если же отбросить всю ту мишуру, которой я обвешивал себя и каждый свой поступок, то моё поведение ничем не будет отличаться от поведения среднестатистического жителя моего города. Этот недоношенный парадокс угнетал меня многие годы, но вчера я наконец нашёл его решение.
Возможно, кого-то позабавит и даже развеселит то решение, которое будет здесь предложено, но я, право, не вижу в нём ничего смешного. Для меня вчерашнее эвристическое озарение стало избавлением от проблемы, дамокловым мечом висевшей надо мной всё это время.
Многие годы я искал в своём поведении аспект, который бы коренным образом отличал моё естественное поведение от поведения всех остальных людей. Изначальная моя ошибка состояла в том, что я постоянно мыслил при этом глобальными категориями. Я вёл исследование неиндуктивным путём, двигаясь от общего к частному. Я брал категорию общемирового масштаба и анализировал её, примеряя на себя её составляющие.
"Обмен веществ" - вроде жру и гажу, как все нормальные люди. Иногда правда мучают непонятные боли в области печени, да и от водки тошнит, но это вписывается в рамки физиологических норм.
"Сексуальность" - ориентация гетеросексуальная. К парафилиям не склонен, да и будь я даже прожжённым некро-педо-зоофилом, трахающим исключительно маленьких, дохлых щеночков - всё равно это не могло стать поводом считать себя уникумом, поскольку все мыслимые и немыслимые половые извращения давно описаны и квалифицированы, и следовательно имеют место в человеческом обществе.
"Устройство мозга" - данные компьютерной томографии и рентгеновские снимки черепа показывают наличие небольших отклонений, но патологических изменений не выявляют. Тот факт, что я от армии откосил, провалявшись два с половиной месяца в психушке, вообще вспоминать не стоит - этим добрый десяток моих знакомых похвастать может.
И сколько я ни старался, подобный анализ так и не помог мне выявить некое коренное отличие меня от всех окружающих. Я уже было отчаялся найти решение этой проблемы и стал постепенно свыкаться с мыслью, что моя особенность - не более чем ещё одно типичное человечье заблуждение. Ведь, общаясь с людьми, я постоянно убеждался, что поголовно все считают себя необычными, отличающимися от серой массы индивидуумами с тонкой душевной организацией и особым устройством мышления.
Наблюдая за людьми на улицах и в метро, я всегда удивлялся предсказуемости их действий и реакций. Скромные познания в области психологии и минимум наблюдательности позволяют с достаточной долей вероятности прогнозировать развитие стандартных ситуаций. Не стоит спрашивать у стоящего впереди Вас человека, выходит ли он на следующей станции. Он и так неминуемо выдаст себя своим поведением. Ещё не начав разговор с незнакомой девушкой, можно с уверенностью предугадать его итог, правильно оценив её жесты. Все эти доморощенные уникумы в массе своей даже не догадываются, что действуют в полном соответствии с шаблонными схемами поведения, которые давно изучены и описаны. Сотрудники же метрополитена вообще не воспринимают проходящие перед их глазами массы людей как скопище личностей - для них людская река давно слилась в гомогенный пассажиропоток, который в условленные часы бурлит, в условленные часы мельчает, да и вообще ведёт себя донельзя предсказуемо.
Схемы людского поведения строятся из баланса желаний и возможностей: все хотят сесть на лавку, все хотят выйти из поезда поближе к нужному эскалатору, все хотят добраться из пункта А в пункт Б, затратив как можно меньше усилий. (Те редкие исключения, которые иногда выпадают из общей реки устремлений, лишь подтверждают правила, подчиняясь своим, столь же типичным, но менее распространённым поведенческим шаблонам. Например бомжи, отсыпающиеся и отогревающиеся в поездах подземки, хронически выбирают первые и последние вагоны поездов кольцевой линии.) Увидеть русла пассажиропотоков не составляет ни малейшего труда. Достаточно присмотреться к платформам, ступеням и перилам станций, чтобы потёртость гранита и дерева выдала наиболее популярные схемы людских миграций. При этом большинство устремляющихся в метро людей действуют во многом неосознанно, руководствуясь выработанной годами поездок по одному и тому же маршруту силой привычки. Признайтесь, ведь и Вам случалось задуматься о чём-то важном и позже поймать себя на том, что Вы приехали с работы домой на полном автопилоте. (Почему я пишу об этом с такой уверенностью и таким упоением? Да потому что я и сам таков. Я и сам повинуюсь тому же балансу желаний, обусловленных самой сущностью человеческой. Я и сам хочу ехать сидя, а не стоя; хочу подниматься на эскалаторе, а не пешком; хочу - в конце концов - войдя в метро, выйти на той станции, которая мне нужна.)
За долгие годы пользования метрополитеном я выработал множество шаблонных схем, помогающих мне в передвижении по городу. Я знаю, из какой двери какого вагона нужно выйти, чтобы первым вбежать на эскалатор станции ВДНХ. Я знаю, как сделать пересадку с Площади Революции на Театральную, не проделывая стометровый путь по переходу. Я знаю, что если едешь на окраину, то имеет смысл садиться в первый или последний вагон, а на кольцевой линии это стоит делать, только если едешь до Комсомольской. Всё это мне известно. Как, впрочем, известно это ещё десяткам и сотням тысяч жителей моего города. И каждый божий день я убеждаюсь в их осведомлённости. Однако вчера, в очередной раз наблюдая за поведением тех, кто имеет неосторожность пользоваться подземкой одновременно со мной, я сделал совершенно неожиданное наблюдение, которое произвело форменную революцию в моём сознании.
Попробуйте провести не требующий больших усилий эксперимент. Войдите в метро в то время, когда там много людей. Лучше всего - в час-пик, но можно и просто днём. Сядьте в поезд на станции Киевская - кольцевая, соблюдая при этом следующие условия: во-первых, Вам нужен поезд, двигающийся по кольцу в направлении, противоположном часовой стрелке, во-вторых, Вам непременно нужно сесть напротив первой двери первого вагона. Запаситесь терпением и сконцентрируйте всё внимание на людях, входящих и выходящих из вагона. Вам предстоит проехать шесть станций - ровно половину кольца. Скорее всего, за это время произойдёт практически полная ротация пассажиров в вагоне. Пронаблюдайте за тем, как это происходит.
На каждой станции из расположенной напротив Вас двери будут выходить пассажиры, на смену им будут входить новые. На Таганской - предпоследней станции Вашего маршрута - в первую дверь первого вагона войдёт больше людей, чем где-либо ещё. Войдя в вагон, они не будут отходить далеко от двери - наоборот - встанут поближе, будто собираясь выйти на следующей. Теперь приготовьтесь. Следующая - Курская. Советую Вам встать заранее и пробраться поближе к дверям. Когда они откроются, Вам нужно будет по возможности быстро покинуть вагон, поскольку навстречу неминуемо ринется несколько человек. Выйдя из вагона, оглянитесь назад. Я заранее могу сказать, что Вы увидите. За Вами не выйдет никто.
Из других дверей и других вагонов на платформу выплеснется настоящая людская река. Сотни и тысячи пассажиров устремятся в межколонные пространства, надеясь выбраться на улицу или совершить пересадку. Навстречу им во чрево поезда вольётся не менее бурный поток - сначала дружно, словно прорвав плотину, затем - сколько позволят машинисты, держащие палец на кнопке закрытия дверей - шустрыми запоздалыми ручейками. В ту дверь, из которой Вы вышли, тоже войдёт человек 5 - 7. Но выйдете из неё только вы один.
Эту странную особенность поездов, приходящих на станцию Курская по внешнему кольцу, я заметил давно, несколько лет назад. Но всё это время я относился к своему наблюдению всего лишь как к забавному факту. Но вчера мне пришла в голову мысль, подобно молнии озарившая моё сознание: ведь я всегда выхожу на этом месте из первой двери первого вагона. Я делаю это бессознательно. И - следовательно - на бессознательном уровне я отличаюсь от всех, кто пользуется метрополитеном.
Попытавшись найти причины своего поведения, я пришёл к следующей цепочке выводов: я ненавижу ездить в полных вагонах, а в первом вагоне даже в час-пик можно ехать сидя, поэтому, когда мне нужно проделать по кольцевой линии путь больше, чем в две станции, я сажусь в первый вагон. Однако найти причину, толкающую меня выходить именно из первой двери, я так и не смог. В этом поступке не было ни грамма рационализма. Проход всегда занят людьми, которые собираются выйти на следующей станции - Комсомольской. Там они окажутся непосредственно у выхода к Ленинградскому и Ярославскому вокзалу. На Курской же выходить из первой двери первого вагона - крайне не эргономичное занятие. Вы оказываетесь в самом дальнем углу станции, рядом со служебными помещениями и огромным зеркалом. Те, кто выходит на Курской из первого вагона, неизменно пользуются тремя оставшимися дверями и оказываются правы. Из первой двери выхожу только я.
Разные люди, обнаружив столь забавно-бесполезную особенность злосчастной двери поездов, прибывающих на станцию Курская внешнего кольца, могли бы сделать различные выводы. Фантасты вроде Артура Кларка нашли бы здесь дверь в другие миры. Квазинаучные мистики вроде Борхеса углядели бы в двери, в которую за сутки входит несколько сот человек, а выходят лишь единицы, точку, в которой не действуют законы сохранения энергии. Парадоксалисты вроде Кобо Абэ заставили бы своего героя установить за указанной точкой наблюдение, чтобы обнаружить в толпе себе подобных. Я же, отметив в очередной раз про себя забавность описанного феномена, пошёл к эскалатору и стал подниматься вверх. Но на середине подъёма я чуть не покатился обратно. Причиной было уже упомянутое озарение: я понял, что давно отмеченный мною безобидный факт на деле является ключом к решению столь долго мучившей меня проблемы. Мне удалось выявить и чётко определить конкретный, контролируемый параметр, отличающий меня от всех остальных людей на подсознательном уровне. Я выходил из этой злосчастной двери, руководствуясь не чувством протеста, не желанием выделяться из общей массы людей; мной руководило исключительно моё естество, которое оказалось-таки отличным от естества миллионов других пассажиров. Я не вписывался в то, что принято определять названием "пассажиропоток". Я был иным.
Мало того. Отныне я осознавал, что я иной. Люди же, устало суетящиеся вокруг, продолжали жить своей привычной жизнью. Для них ничего не произошло. Для них я по-прежнему оставался самым обычным человеком.
"...Этакий Штирлиц..." - всплыла в голове знакомая фраза.
