1. Возможно всё.
Возможно, до сих пор не закончился девятый век от рождества, а все эти компьютеры, наркотики и клонирование овец есть просто морок, направленный на нас несколькими умельцами с одним им понятной целью. Или вся современность - морок, адресованный лично только вам, дабы окутать вас сетью многоэтажного сна и заморозить ваши поиски святого Грааля.
Если всерьез допустить подобное, то и сам "единственно реальный" девятый век окажется не более настоящим, чем "напускная" вселенная. Подобные размышления отнюдь не бесполезны. Благодаря им, однажды, можно остро почувствовать что такое "майя" - иллюзорный характер так называемой "реальности", внутренняя пустота любой, транслируемой на вас, как непосредственной, так и знаковой, информации. Майя - атмосфера для движения сансары т.е. для продолжения мучительных, многообразных и неосознанных превращений всего во все, как в мультфильмах про пластилиновую ворону и прошлогодний снег. И распознав майю как дефект собственного зрения, искажение, порчу, паразитирующую на вас, вы отныне убедительно осведомлены о себе, как о чем-то первичном и отрицающем хищную иллюзию. Эта осведомленность - путь, уводящий из снящегося "бытия". Глубокая и почти не выразимая осведомленность как спасительная тропа туда, где оппозиция "истина-иллюзия" наконец-то исчезает, как, впрочем, и любые другие противопоставления.
Мы проходим сквозь майю, как через металлоискатель в аэропорту. Тот, у кого нет с собой лишнего, минует это заграждение легко и поднимается в самолет с красивой надписью на борту. Глядя на эти буквы, восходящий по трапу не читает и не складывает их вместе в своем сознании, потому что знает цену всем условным обозначениям и уже в них не нуждается. Самолет разгоняется, отрывается от поверхности земли и, набрав высоту, растворяется в небе во всех смыслах этого слова. Он не прилетит никуда. Из такого аэропорта только взлетают - никто не приземляется.
Преодолевший гравитацию окружающего нас обмана становится для остальных, влипших в сансару, существ "небом", чем-то вроде зеркала, в котором они находят свой подлинный, т.е. спасенный, облик. Именно поэтому сутры, доставшиеся ученикам от Будды, столь противоречивы - Будда вообще ничего не говорил, удаляясь по дороге внутрь себя. Они смотрелись в него, как в колодец истины и получали ответы в виде собственных спасенных отражений, ответы бодхисаттв, протянутые слепому настоящему из разбуженного будущего. Возможно всё. С этой спасительной мысли начинается настоящий спуск внутрь.
Но, как будет видно из сказанного ниже, в этом спуске нуждается отнюдь не каждый из нас.
2. Гностическая антропология: первые, вторые и третьи.
В любой исторической ситуации, зафиксированной архивом, чем бы эта ситуация не являлась, наваждением или реальной генеалогией современности, отношение людей к бесконечным сансарическим превращениям т.е. к судьбе пластилиновой вороны, остается всегда одним и тем же. На основе этого отношения люди делятся на три неизменных типа, границы между которыми, конечно, проницаемы и нередки случаи перехода человека из одного типа в другой. Ниже они расставлены согласно наиболее частому пути движения личности. Первые. Система. К первому типу относятся те, кто включен в сансару и не отделяет себя от неё, т.е. чистый пластилин, запретивший себе или даже не пытавшийся смотреть на свою судьбу извне. Интеллектуальный уровень и общественное положение людей этого типа (как и двух нижеописанных) может быть любым, речь вовсе не идет о "непросвещенных" или пресловутом "быдле". Наоборот, нынешняя социальная и экономическая иерархия во всех её вариантах преимущественно укомплектована людьми этого типа, из них вербуется бюрократический и менеджерский каркас системы. В недавнем прошлом высшим достижением такого человека считалось узловое положение на каком-нибудь этаже администрации, но сейчас, пожалуй, на первый план выходит торговля, успешный бизнес. Паролями этого типа обычно выступают: реалистическая, начиная с ренессансных "открытий", практика в искусстве -- непосредственная изобразительность, понимание не попавшего в изобразительный канон как "декоративного" (т.е. необязательного), доверие к науке, морализм и социальный оптимизм любого оттенка, от рыночного или великодержавного до социалистического. Отвращение, (порой агрессия) к "отклонению", "уродству", "неоправданности", "безумию", "фанатизму" т.е. глубокая и бессознательная надежда на полезный стандарт внутри любого явления, выдает в этих людях их тайный ужас перед своим сансарическим положением, в котором они предпочитают не признаваться даже самим себе. Акцент на "здоровье", "предсказуемости" и "стабильности". Уверены, что субъект невозможен без определяющего его объекта. Декларируемая стратегическая задача - максимальный комфорт для воспроизводства своего вида, цивилизационного типа, народа, группы.
Вторые. Культура. Второй тип - "смотрящие на арлекинов" (главный лозунг Набокова) т.е. пластилин растревоженный и опьяненный своими наблюдениями, пытающийся с восторгом следить за вечными превращениями одних предметов, существ, ситуаций и явлений в другие. Люди этого типа предпочитают барочное и маньеристское ("постмодернисткое") искусство, произвольную личную мифологизацию всего на свете (жанр "телеги"), творческую фальсификацию, иронию по любому поводу, удовольствие от коллажирования разных фрагментов и еще большее удовольствие от того, что представители двух других типов в силу своей "ограниченности" или "фанатизма", не замечают или драматизируют двусмысленность нашего присутствия в так называемой реальности. Ужас перед "уродливым" перемешан с его притягательностью, поэтому, в их сознании одни и те же вещи выступают то как "чудовищные" и "опасные", то как "волшебные" и "спасительные".
В науке этот тип предпочитает не открытия, а детали и курьезы, а к социальным вопросам относится с декларируемым равнодушием, возмущаясь и апеллируя к кому-то лишь в случае угрозы "анархии" или "диктатуры" (и то и другое мешает им мудро улыбаться). Смех так необходим вторым, чтобы чувствовать себя хозяевами положения, не обладая при этом экономическими и административными ресурсами первых. Именно второму типу принадлежит идея: смеется всегда выигравший над проигравшим, даже если снаружи все выглядит иначе. Поэтому вторые стараются смеяться как можно чаще, порою несколько сдавленно, без повода и через силу. Надо признать, что именно этот тип играет сегодня главную роль в воспроизводстве актуальной культуры. Основное занятие - различное лицедейство. Задача - чтобы не кончался карнавал, продолжалось шоу и т.п. Считают, что в любой ситуации нельзя точно выяснить кто объект, а кто субъект, а потому понятия эти спекулятивны. Не умирающий веками сюжет о том, что клоун может запросто оказаться душегубом, тайный намек на возможность переход из вторых в третьи.
Третьи. Восстание. Радикалы и гностики*, ставящие целью избавить себя от пластилиновой судьбы. В отличие от первого типа, они не избегают сведений об абсурде сансары, но, в отличие от второго, они не испытывают кайфа от созерцания сансарических судорог. Чем меньше ты являешься "пластилиновой вороной", тем больше ты являешься тем, кто её лепит, не потому что тебе нужно её лепить, а потому что там, где существо перестает быть тварью, оно превращается в творца.
По каким признакам опознается третий тип? Наиболее крайние авангардные формы искусства, вплоть до его ликвидации в "ренессансном" или аристотелевском ("мимесис" - подражание) понимании, попытки окончательно покончить с изобразительным рабством в творчестве, всерьез разотождествив свою деятельность с противостоящей этой деятельности "реальностью". Такие претензии совпадают с пафосом доренессансных сакрально-ритуальных практик и частично с некоторыми прозрениями Платона. Проверка объективных "научных" знаний личной психотехникой. Социальный радикализм и антисистемность, меняющая политический оттенок в зависимости от актуальной ситуации. Склонность к обособлению от остального общества (т.е. от первого и второго типов) в закрытые или полулегальные субкультуры, секты, братства, ордена, клубы. Уверены, что возможен субъект без объекта, но невозможен объект без субъекта. И вообще, объект невозможен, он - кот в мешке, маскирующая кого-то иллюзия. Перманентной победой для людей этой категории является вовсе не признание их установок как доминирующих, но совершенно другая реакция: перманентный ужас первых перед "заговорщиками" и "антисистемой" и завистливый восторг вторых, как правило заимствующих энергию у "радикалов" и "подполья", чтобы вечно продолжать свои игры.
Пропорция численности и влиятельности трёх типов постоянно меняется, однако, их базовые принципы и отношения друг с другом всегда остаются прежними. Все три, каждый - собственными способами, стремятся к максимальному распространению своей "веры". Можно констатировать, что в последние века, первая партия держит цивилизационную систему, вторая - воспроизводит культуру, а третья - активно противостоит им, никогда не прекращая свою партизанскую деятельность как на системном ("экстремизм"), так и на культурном ("андерграунд"), уровнях, выполняя работу основного внутреннего раздражителя. Эти же три типа непрерывно конкурируют в любом человеческом сознании, но равновесие между ними невозможно, всегда, будь то сознание или общество, один доминирует и возможны лишь подчиняющие союзы победителя с остальными.
Пример: катализатором русской революции 17-ого года были люди третьего типа, от политических подпольщиков до сектантов, однако, сталинская машина методично выкосила их везде, где смогла обнаружить и в дальнейшей советской истории они проявлялись только в роли самых опасных диссидентов и лютых антисоветчиков. Модель Сталина, в реформированном виде просуществовавшая до 91-ого года, нуждалась исключительно в людях первого, "системного" типа, однако, начиная с "оттепели" 60-ых годов, внутри этой модели возникало все больше людей второго "культурного" типа. Именно люди второго типа, воспользовавшись энергией людей типа третьего (наиболее подпольного), похоронили советский проект и завладели ситуацией в начале 90-ых. Путинский режим в такой оптике представляет собой попытку реванша людей первого, "системного", типа с тем, чтобы подвинуть людей второго "культурного" типа, чего нельзя, конечно, добиться, не нажав на людей третьего, радикально-гностического типа, которые слегка "оборзели" после относительной легализации в "демократическую" эпоху. Еще раз оговорюсь, что формальная политическая и вкусовая ориентация людей в вышеописанной схеме мало что меняет, чтобы истолковать их отношения, и понять реальную природу их внешне "парадоксальных" альянсов нужно прибегать к глубокой, а не поверхностно декларируемой, типологии.
Второй пример: ставшие легендой "события 68-ого" и вообще "молодежная революция" тридцатилетней давности на Западе, развивалась по несколько иной схеме. Кашу, как всегда, заварили люди третьего типа, но воспользовались ей, в отличие от советского расклада, люди второго "культурного" типа, и относительный реванш "системных" людей первого типа ("прагматиков") происходит в нынешней Европе только сегодня. Почувствовав этот реванш, люди третьего, гностического типа, вновь обострили ситуацию, породив "антиглобализм" в альянсе с людьми второго типа, которые так же начали ощущать потерю вчерашних позиций.
На этих примерах мы можем видеть, что люди второго и третьего типа временно объединяются против первого, но нигде нельзя найти альянса людей первого и третьего типа против второго. Случается, что люди второго типа сливаются с первым в ужасе перед радикалами (третий тип). Таким образом, второй, "компромиссный" тип, является самым валентным и максимально способным к выживанию, чем и вызывает презрение людей как первых ("неблагонадежная интеллигенция!"), так и вторых ("продажная культура!"). Именно вторых чаще всего обвиняют в предательстве: "системы" в одном случае и "восстания" в другом.
3.Относительность оптимизма.
В современных "антиглобалистских", а точнее, лево-радикальных, кругах, часто используется оптимистическая схема, в которой отождествляется "посткапитализм - постиндустриализм - социализм". Проще говоря, выражается надежда, что, миновав средневековую стадию силового принуждения и рыночную стадию принуждения экономического социум переходит к самостоятельности и окажется в "царстве свободы", покинув "царство необходимости", будут востребованы иные, репрессируемые ранее, стимулы активности. Более детализированная "психологическая" версия: развиваясь в своей истории, человеческие личности научаются все более достойным способам коммуникации и контакта. От открытого доминирования одних над другими люди переходят к манипуляциям, от манипуляций к честному соперничеству, от честной конкуренции к партнерству и, наконец, к глубокому содружеству на основе осознания общих интересов. Последняя стадия, само собой, ассоциируется с коммунистическим сознанием.
Любому гностику т.е. последовательному партизану, на все это хочется ответить: вряд ли. Вышеприведенный оптимистический ход мысли, не смотря на всю "левизну", явно принадлежит первому, воспроизводящему системность, типу людей. Левый оптимизм смотрится убедительно до тех пор, пока мы игнорируем данную выше типологию и воспринимаем человеческое сообщество как сумму существ примерно одного и того же выбора и целеполагания.
Анархо-гностику ближе левый пессимизм (Ги Дебор, Маркузе), констатирующий "общество спектакля" и "цивилизацию одномерных людей". Расклад ведь не меняется, меняются только пропорции отношений между типами. Каждый тип имеет свою сверхзадачу внутри себя ("разумный порядок" первых, "талантливый смех" вторых и "священный джихад" третьих). Экономическое принуждение, последовавшее за силовым, на глазах меняется новым способом контроля, "информационно-художественным", если так можно выразиться. У этого способа по отношению к предыдущим можно найти плюсы и минусы, но сами отношения не меняются. Эволюционируют, приспосабливаются, только инструменты отчуждения, меняются со временем способы привязывания нужных системе реакций к избранным ею стимулам.
Те, кого считают "осколками будущего" левые (не обязательно левые) оптимисты, всегда были и всегда будут противопоставлены системе (сансаре) и остальному обществу как люди альтернативных стимулов и реакций. И никакие "исторические перспективы" тут не при чем. Выбор совершается нами в вечном пластилиновом настоящем, всегда одном и том же. Отказ от социотехники (секреты превращений, технологии манипуляции себе подобными, вожделенная тайна власти) в пользу социомагии (революционная тайна освобождения от сансары и её законов, план побега) вот главный внешне заметный жест людей третьего, гностического, выбора. Революция не нужна миру (т.е. организованной вокруг вас иллюзии) и обществу (т.е. первым двум типам людей), но необходима революционерам (третьим), как опыт антигравитации в гравитационном концлагере вселенной, как публичный акт спасения от пут общества. Таким образом, революция имеет объективное воплощение в истории, но преследует сугубо субъективные цели - качественную мутацию самих революционеров, все остальные "результаты" - следствия такой мутации.
В результате удавшейся мутации с гностиком происходит переворачивание прежней пропорции. Если в дореволюционном состоянии он, как и всякий человек, представляет собой темный пластилиновый комок со "случайной" искрой сопротивления и интуитивного гнозиса внутри, то в результате спасительной революционной травмы он превращается в постоянный луч, направленный на окружающих, внутри этого луча прежняя "пластилиновость" почти незаметна как "случайная" пылинка. Именно поэтому контакта между осуществившими мутацию и остальными людьми нет. Если бы гностическая мутация могла быть объяснена отвлеченно, словами, без непосредственного опыта, то и революции было бы устраивать незачем. Именно поэтому в языке восстаний преобладает апофатика ("образ врага"), а не рациональная доказательность. В социальном аспекте восстаний то же "переворачивание пропорций" выражается через переворачивание всей системы доминации внутри социальной иерархии ("экспроприация экспроприаторов", "кто был ничем, тот станет всем" и т.д.).
Искусство.
Революция обращается к нам на том языке, сквозь который мы в состоянии её расслышать. Агенты восстания, гностики, партизаны, третьи, обращаются к любой аудитории с учетом её лексики, будь то терминология марксизма, евразийства, психоделии, киберпанка, национально-освободительного мифа, ислама, буддизма и т.д. , знающие о невосполнимой недостаточности языка любой интеллектуальной семьи, всегда, говоря с другими, обращаются к их "высшему Я", Атману, заключенному в каждом человеке. Их обращение это всегда оклик: "кончай ночевать!", кодовое слово, пароль, в случае успеха запускающий реакцию пробуждения внутри пластилиновой структуры и её контрреволюционного сансарического "опыта".
Занятие гностика есть собирание, отслеживание отражений этого "высшего Я", никому отдельно не принадлежащего, но имеющего с каждым из нас особую секретную связь, искусство гностика - выяснение "истинных имён", примет для продолжения пути к Атману, Свету, тому, кто является внешней стороной и первым проявлением Абсолюта, плененного в гравитационной тьме своим темным двойником, мрачным автором пластилиновых правил "реальности", Иодальбаофом, как называли его гностики в третьем веке.
Этому темному двойнику высшего субъекта, повсеместному объекту, негативному трикстеру, искусителю, мы и обязаны своим невежеством, отчуждением, разделенностью с Атманом. Именно он царит в сознании первых, выдав себя за единственную сущность, именно он представлен в сознании вторых как перманентный шоумен и затейник все новых и новых иллюзионистских игр.
Именно против него направлена партизанская война третьих. Первые это послушные и беспроблемные дети Иодальбаофа. Вторые это дети, склонные к безобидному озорству под ногами этого гигантского идола. Третьи -- потенциальные убийцы своего всемогущего и слепого "отца".
В общественном пейзаже Иодальбаоф воплощен в государственной власти и частном капитале. Его выражение на лицах банкиров и спецслужб, его голосом говорят чиновники и предприниматели, его печать стоит на всех "удостоверяющих" документах и ценных бумагах, его похотливой слюной написаны все законы, ему платятся все налоги и у него в кармане звенят ключи от всех тюрем.
Центральная проблема, решением которой в первую очередь и отличаются друг от друга религии, утопии, философские системы и идеологические проекты, это вопрос манифестационистского или креационистского мировидения. Проще говоря: либо реальность является проявлением, развертыванием, манифестацией божества (первопринципа, полноты блага) т.е. его продолжением и частью, либо вселенная создана её автором из ничего и не имеет с этим автором никаких общих точек и контактов. Как решает гностицизм эту проблему? Наша реальность является проявлением, но не изначального творца, а его темного двойника, мы же имеем шанс контакта именно с творцом, а не с двойником, и потому сражаемся против этой реальности, как против оккупировавшего нас режима.
Дорога гностиков -- запрещенная партизанская тропа к Абсолюту, попытка к бегству, разотождествление с майей. Человек, действительно занятый искусством, знает о том, что искусство, как бы оно не называлось и не выглядело, бывает только одно. Это искусство нахождения (создания) провокативных впечатлений, существ, сообщений, ситуаций. Остальное - служба у Иодальбаофа т.е. не произвол, а условие выживания в "его" мире.
Гностик собирает коллекцию, промывает найденные сокровища в поисках Атмана, т.е. своего "высшего Я", первого проявления Света Светов. Большинство подворачивающихся старателю "материалов" его не устраивают, их приходится "доводить" через акт личной демиургии, выделяя ту ничтожную драгоценную искру, неугасимую звезду вечной свободы, которая обязательно заключена в любом сансарическом существе, каким бы глубоким не было беспамятство существа. Эти созвездия мерцают для гностического зрения в мировой ночи слепого Иодальбаофа. Рассеянный, но не побежденный, свет внутри всех его громоздких, тяжелых и удручающих игрушек. Успехом или провалом поиска и освобождения искр исчерпываются все взаимоотношения между "автором" и "материалом". Поэтому искусство для третьих это не смех в темноте реальности, но разотождествление с ней, вымывание из неё "своего" с последующим изменением, возгонкой найденного вплоть до "неузнаваемости" и "абсурдности" (словечки недовольного Иодальбаофа и его "обличенных властью" и "компетенцией" слуг). Великий (т.е. внутренний -- поиск) и малый (т.е. внешний -- разотождествление) джихад. Найдя и разотождествив, партизан предъявляет результат как пароль, условный сигнал. Ему подобные отзываются, остальные морщатся, отворачиваются ("системная" реакция первых) или, в лучшем случае ("культурная" реакция вторых), пожимают плечами.
Искусство гностика -- не подражание жизни, но демонстрация рассеянных в ней искр и собирание их в максимально яркое созвездие. Это созвездие и есть "произведение", противостоящее обычному "культурному продукту".
Мораль и пропаганда, принадлежащие системе и транслируемые её союзниками, пытаются сделать из партизанского гностического типа этаких "бацил брожения", "антиэлиту", вечных носителей "хаоса и энтропии". Однако в гностической оптике "порядок", воспроизводимый и защищаемый системой, её "стабильность" окажется стабильным ростом энтропии и порядком наследуемой из поколения в поколения сансарической деградации и всеобщего сна, дозволенной "свободой" внутри которого является только смех. Этот "порядок" стабилизирует власть и утверждает мрачные законы Иодальбаофа. Все революции случаются в истории в тот момент, когда система уже не может воспроизводить даже саму себя, когда общий сон делается невыносимым и прорывается молнией революционного откровения. Все восстания имеют выраженно противоэнтропийный характер, а восставшие совершают волевой антисансарический рывок, спровоцированный третьими и, как правило, поддержанный частью вторых против паникующих первых. Пресловутый "нигилизм" последовательных радикалов это знание о том, что внутри любой ситуации лежит темное "ничто" и эта тьма должна быть изгнана светом. Восстание - это массовый сеанс трансперсональной психотерапии, великий отказ от порядка, воспроизводящего смерть, воскресение и актуализация гнозиса, спрятанного от рождения в каждом, буквальное отрицание второго начала термодинамики в социальной жизни. Отказ от всех обязательств перед "Князем Мира" и расторжение всех контрактов с представителями его "порядка".
Итак, на каком бы языке третьи не говорили с вами, они обращаются сквозь вашу условную "личность" к Атману, высшей персоне. Высшая персона предшествует вашей относительной "личности" и даже биологическому зачатию. Атман персонифицируется сначала в самом факте будущего человека, потом в его поле, генетических ресурсах, безусловных рефлексах, первичных навыках и т.д. Персонифицируясь по всем этим и многим другим признакам, вибрируя во все более широкой амплитуде, персона спускается все глубже в царство Иодальбаофа, практически забывая о своем изначальном положении и своем родстве со Светом.
Революция в первичном (астрологическом) смысле этого слова есть "возвращение звезды к её исходному положению". Революционер это личность, практикующая действенный анамнезис, воспоминание. Революционный практик обращается назад, вначале к "инфантильным" (снова лексика власти и беспомощной бдительности Иодальбаофа) эмоциональным и смысловым утопиям детства, после к первичному земному опыту, родовой травме, внутриутробному положению, и, наконец, к всеобщему, не определяемому в нашем сансарическом языке, "Я", высшей персоне, Атману, вернувшись к которому, всякое существо окончательно и бесповоротно расстается с сансарой.
Окружающий нас мир - постоянно струящееся отражение Абсолюта, первичной причины мира, Света Светов. Именно поэтому, как и всякое отражение, мир полностью противоположен своей истинной причине. Сансарический пластилин есть максимальное отрицание Света. Эта трагическая противоположность воплощена в фигуре Иодальбаофа, князя мира, первичного пластилинового шара, отца всякой неправды, капитала и власти, главного "реалиста" и "прагматика". В этой схеме "оригинал - отражение" не было бы ничего больше, если бы не человек и его сознание. Именно отражаясь в нашем сознании мир по принципу двойной зеркальности (т.е. второго отражения) приобретает вновь черты Абсолюта, хотя и не совпадает к ним.
Отражение отражения еще не есть оригинал. Но отражение отражения ничем не отличается от оригинала. Нам дана спасительная возможность - способность отражать отраженное и тем самым восстанавливать внутри себя первичное торжество Света. Через наше сознание здесь парадоксальным образом вновь начинает присутствовать истинный творец и источник. И очистив в себе его облик, совпав с ним, мы становимся свободны от всего здешнего: властных вертикалей, информационных заговоров, художественных стилей и финансовых пирамид.
"Зачем созданы всевозможные писания, а Бог сотворил весь мир? -- спрашивал себя в 14-ом веке Мейстер Экхарт, и сам себе отвечал, как и положено стереотеисту - лишь для того, чтобы Бог родился в душе и душа в Боге".
*С одной стороны я имею в виду гностическую традицию, которая всегда партизански существовала в европейской истории, меняя множество имён: офики, богомилы, катары, радикальные анабаптисты Мюнстера, хлысты. С другой стороны, универсальность и повсеместность такого сценария доказывается, например, точной аналогией "освобождающего гнозиса" с "джняна" в "Упанишадах непроницаемого леса".
