Анарх.Ру :: Анарх постмодерна

Персеизм / Perseism - (от лат. per se "как таковой, сам по себе" + др.-греч. "Персей"). Термин предлагается в рамках философии Постмодерна и имеет отношение к понятиям виртуальное, симулякр, озачающее / означаемое.

Как известно, герой древнегреческой мифологии Персей - сын Зевса и Данаи, дочери аргосского царя Акрисия. Упомянут в "Илиаде" (XIV 320). Дед Персея, Акрисий, узнал от предсказателей, что ему суждено погибнуть от руки внука. Желая избежать рока, Акрисий заключил Данаю в медную башню, но к ней туда проник бог Зевс, принявший вид золотого дождя. После этого визита Даная родила Персея. Разгневанный Акрисий поместил дочь и внука в ящик и приказал крепко заколотить его, а потом бросить в море (ср. судьбу Гвидона и его матери в "Сказке о царе Салтане" А.С. Пушкина). Даная и Персей спаслись, когда их ящик прибило волнами к острову Серифос.

Персей главным образом известен тем, что он - победитель чудовища горгоны Медузы, спаситель царевны Андромеды. Персей сначала воспитывался в доме серифского вельможи (по другой версии, рыбака) Диктиса, а затем был отправлен царем Полидектом, братом Диктиса, влюбившимся в Данаю, за головой Горгоны Медузы - чудовища, взгляд на которое обращал человека в камень. Боги помогли Персею: Афина подарила ему свой щит, Гермес - шлем и сандалии, а Гефест - серп из адаманта. Это самая устоявшаяся версия (Псевдо-Эратосфен. Катастеризмы 22), но существуют также и иные версии распределения артефактов - кто кому и что подарил.

По совету богов герой сначала нашёл трех вещих старух - сестёр Грайи, имевших на троих один глаз и один зуб. Хитростью Персей похитил у них зуб и глаз, а вернул лишь в обмен на Таларии, крылатые сандалии, волшебный мешок (сумку) и шапку-невидимку Аида. Грайи показали Персею путь к Горгонам. На пути к Горгоне он посетил гипербореев, приносящих Аполлону гекатомбу ослов. Когда же Персей прибыл к Горгонам, он поднялся в воздух на крылатых сандалиях и отрубил голову смертной Медузе, одной из трёх сестер Горгон, смотря в отражение на блестящем щите Афины - ведь взгляд Медузы обращал всё живое в камень. От сестёр Медузы Персей скрылся с помощью шапки-невидимки, спрятав трофей в заплечную сумку. В Эфиопии, по пути домой, Персей освободил царскую дочь Андромеду, отданную на съедение морскому чудовищу, и взял Андромеду в жёны, убив её жениха. Убив морское чудовище, омылся от крови в водоеме в городе Иоппа, вода в котором стала красной.

Персей представляется нам новый героем Постмодерна, в самом имени которого (per se) заложено понятие ноумена, вещи-в-себе. Персеизм - это преодоление виртуальности (virtus - истинный, подлинный), то есть выход из этой сферы "нового потенциального" как "пост-актуального" в сферу чистых архетипов, ноуменов. Щит Афины - это экран, в котором Персей видит отражение реальности, и ведет свой бой против него, в результате поражая реального врага. Медуза и ее смертоносный взгляд понимается здесь как воплощение чистого Бытия, невыносимого для простого смертного. Медуза может быть уничтожена только как симулякр - только как собственное отражение. Победа над симулякром дает в награду артефакт - голову Медузы (функциональную часть от целого).

Персеизм - это прорыв в новую подлинность по ту сторону симулякров. С точки зрения традиционализма, уже пропущенного через фильтры (экраны) Постмодерна, всё, что случилось после Золотого Века - симулякры. Грехопадение дало начало необратимой цепочке копий и вторичностей, наперебой "реставрирующих" утраченный Рай. Взять хотя бы все эти разбросанные по миру пирамиды - подобия Мировой Горы. А ведь какими древними они нам кажутся! Но в этом и заключается парадокс - в уплотняющемся кольце все умножающихся симулякров вдруг возрождается Образ, тот самый, предвечный. И уже неважно - был ли он на самом деле, если здесь и сейчас он является фактом, узлом в бесконечной сети... И Образ взывает к новому Герою , путь которого от Периферии к Центру и являет собой мистическую связь Постмодерна и Традиции, виртуала и примордиала.

Таким образом, персеит - это радикальный субъект, анарх, который вызван к жизни иллюзиями, жаждущими в его искреннем противостоянии обрести свою подлинность. Подобно тому как всемогущим джиннам, заточенным в невзрачную бутылку, нужен решительный жест чьей-то руки, чтобы раскрыться во всем своем ужасном великолепии. Персеит идет на бой с Иллюзией, сражается посредством иллюзий и, возможно, ради иллюзии. Яркий пример персеита в современной культуре - Нео из фундаментального триптиха "Матрица". "Что не убьет тебя, то сделает тебя сильнее" - так система выявляет свой потенциал через запрограммированные в ней вирусы, и преодолевая их атаки, она выживает - и тем самым оживает.

В виде постскрипутма хочу привести отрывок из романа Андрея Назарова "Песочный дом". Речь идет о персонаже Пиводелове, вся жизнь которого вертелась вокруг коллекционирования фарфора - этого символа клиппот, симулякров, холостых расписных форм. Катарсис Пиводелова - разбиение этого фарфорового царства - истинный акт анарха-персеита.

"Первый панический удар застал Пиводелова врасплох. Он оказался не готов, растерялся, забегал вдоль стеллажей, не зная, с чего начать крушение, он всхлипывал и кусал губы, не смея нанести самоубийственный удар. Жалкий, как юнец перед ожидающей женщиной, он потерял сердце, но новый властный толчок придал ему сил.

Пиводелов знал, что ждет его за дверью, но не испытывал страха. Деяние жизни еще было в его руках - а что откроется по его совершению, того не ведал ни один смертный. И чем предстанут с обретенной высоты ломящиеся в дверь конвойные, да и заметит ли он их - Пиводелов не думал. Но деяние ждало, а дверь подскакивала в петлях. И Пиводелов ударил. Звук разочаровал его кувшин, попавший под удар, сыро и буднично развалился. Пиводелов озлел и стал бить севрские чашки двора германских императоров, которые разлетались с порочным смехом. Молоток, задев о стеллаж, сломался. Дверь трещала, и неумолчно звенел звонок, но Пиводелов уже не слышал. Беспорядочно хватая фарфоры, он бил их об пол - колокола звонили и было детство, и, розовая изнутри, она ждала, и он падал опять и глубже, и до конца - бам, бам, бам... и так светло, и все ярче - и, уже не удерживая хлещущего из него наслаждения, он слепо смахивал со стеллажей полости сфер, жаждущих раскрыться, и топтал их и, поскользнувшись в фарфоровой чешуе, зарылся в пол, порезав руки и лицо, но миг длился, осыпался блеском и серебряным гулом - он тряс дверцу шкафа - еще и еще, - и порфиру бросила под него ночь, и он подмял ее, и тоща царственно качнулась ваза Лунцюаня и рухнула томительно, как во сне, издав целостный и раскатистый гул, перекрывший сладострастный вопль окровавленного Пиводелова.

Еще не до конца очнувшись, незрячий и неправдоподобно легкий, Пиводелов пошел к двери. Когда он вернулся, прижимая к груди надорванный пакет с деньгами, глаза его были подернуты и слепы. Потом в них отразилось движение двух китайских болванчиков, уцелевших среди изысканных руин. Выведенные из оцепенения идолы равновесия, они кланялись друг другу, и на их нависших животах мандаринов играли пятна света.

Внизу во весь пол лежала чешуйчатая груда черепков, залитая кровью и бликами безумия. Китайские глазури, покрывавшие битый фарфор, подчеркивали очевидное несовершенство пролитой человеческой крови. Болванчики склоняли головы все надменнее и суше, как бы европеизируясь на глазах, и вскоре движение их иссякло, оставив Пиводелова на недоступной человеку вершине совершения. Движение иссякло, и больше уже ничего не было. Ничего не было, ничего..."

Максим Борозенец, портал сетевой войны "Россия-3"